Проявления аффективных фаз: депрессия

Опубликовано: 25 мая 2011 в 16:57
  1. Аффективный психоз
  2. Проявления аффективных фаз: депрессия
  3. Проявления аффективных фаз: мания, циклотимия, дистимия
  4. Диагноз и лечение аффективного психоза

Депрессия

Депрессия, по Э. Крепелину, характеризуется триадой симптомов торможения психической деятельности: аффективным, идеаторным и моторных торможением. В современном понимании депрессия — это угнетенное, пессимистическое, печальное настроение, которое может углубляться до степени выраженного уныния, тоски неопределенным чувством безысходности и какого-то грозящего несчастья, а также физически тягостными ощущениями «душевной боли».

Как полагал И. Глятцель (1982), характерный для типичной эндогенной депрессии комплекс симптомов включает в себя три регистра существующей при этом патологии. Первый — психопатологический, включающий в себя триаду торможения Э. Крепелина. Второй — сомато-вегетативный, с преобладанием симптомов симпатикотонии, третий — биоритмологический, который проявляется в изменении суточной и сезонной ритмики с нарушениями сна (раннее пробуждение и др.), утяжелением депрессии в утренние часы и ослаблением ее в вечернее время, возвращением и обострением депрессии в определенное время года, например осенью и весной, тогда как в летние месяцы могут возникать фазы возбуждения.

Начальная стадия депрессии характеризуется изменением самочувствия в виде снижения общего аффективного тонуса, часто с ощущением усталости, слабости, бессилия (астенический компонент), нерезкими соматовегетативными нарушениями с явлениями гиперпатии, появлением «головных болей», «сердцебиений». Нарушается сон (ранние пробуждения), появляется особая сентиментальность, слезливость. Снижение биотонуса проявляется субъективным ощущением скуки, лени, вялости, слабости, хандры, дискомфорта и др. Одним из ранних признаков развивающейся депрессии является утрата чувства радости, неспособность развеселиться, с прежней увлеченностью заниматься любимыми делами. Появляются склонность к пессимистической оценке своих возможностей, утрачивается свойственное этим лицам чувство перспективы, уверенности в себе. Некоторые больные отмечают исчезновение прежних привычек, например резко бросают курить, это иногда может быть одним из первых признаков депрессии. Тоска или тревога здесь еще недостаточно дифференцированы, периодически может появляться «щемление в груди». Депрессивная окраска статуса начинает проявляться и ослаблением побуждения к общению, эмоциональному контакту, склонностью к уединению. Преобладают субъективные ощущения неясного дискомфорта, хотя явных, объективных, заметных для окружающих признаков депрессии пока нет.

Циклотимическая стадия депрессии сопровождается углублением, нарастанием подавленности, депрессивный аффект становится более отчетливо выраженным, более дифференцированным. Заметнее проявляются все компоненты «депрессивной триады». Это находит отражение и в субъективных ощущениях и переживаниях больных, сказывается на их внешнем виде и поведении. Многообразные субъективно ощущаемые проявления депрессии сводятся к тягостному самочувствию (телесный дискомфорт), ослаблению яркости эмоциональных реакций, более очевидному снижению побуждений, скованности движений. Голос больных становится менее звучным, приглушенным, теряет полную гамму обертонов, больные говорят тише, чем обычно, они не сразу подбирают нужное выражение в разговоре («заржавленность» мышления, по Ю.В. Каннабиху, 1914), что в известной мере затрудняет легкость и естественность общения. Субъективно многие из них отмечают «обеднение речи», людям творческого труда труднее становится писать, музыканты испытывают затруднения при игре на скрипке, фортепиано («руки не слушаются, как прежде», «подводит техника» и т.д.). Очевидными становятся главные симптомы депрессии: на передний план выступает сниженное настроение, которое ощущается как явная «тоска», появляется смутная тревога, еще больше мешает телесный дискомфорт, более заметным становится снижение побуждений. «Тоска» многими исследователями расценивается как явление депрессивной гиперестезии, которая имеет особый протопатический характер. Несмотря на имеющуюся «телесную проекцию тоски» (область груди, эпигастрия, т.е. «предкардиальная», «надчревная» тоска), подобные ощущения воспринимаются как тягостное психическое расстройство. Феномен «предсердечной тоски» (precordialeangst) был впервые описан и обозначен терминологически К. Флемингом (1844) при описанной им дистимии. С.С. Корсаков называл это расстройство «психической гипералгезией» (1901). Такие расстройства на стадии циклотимической депрессии все же еще нестойки и непродолжительны. Например, переживание «тоски» может появляться в течение дня в виде недолгих эпизодов от нескольких минут до получаса, реже — несколько дольше. У большинства больных развиваются сверхценные образования, которые полностью соответствуют основному гипотимическому аффекту — идеи стыда, чрезмерного переживания моральной ответственности за свои поступки, сниженная самооценка собственного «Я» с мыслями о своей малоценности, неприглядности, непригодности к работе, к семейной жизни, с принижением той роли, которую они играют в глазах окружающих. На этой стадии депрессии может развиваться избирательная фиксация на одном или нескольких аспектах переживаний больными своей измененности, несостоятельности. В жалобах таких пациентов можно отметить значимые для них проявления соматопсихической неполноценности. Сверхценные опасения и толкования здесь психологически понятны. На этой стадии развития депрессии, как это видно из описания, уже существуют все структурные компоненты, которые позволяют предвидеть сущность более глубоких и сложных депрессивных расстройств.

Меланхолический тип простой депрессии характеризуется углублением всех компонентов депрессии циклотимической. При этом больные говорят об очень сильных чувствах тоски, тревоги, их сочетании (что бывает гораздо чаще), о переживании утраты своих способностей. У них «нет чувств» (психическая долорозная анестезия, «чувство бесчувствия»), «нет желаний», «нет памяти» (резкое торможение ассоциативного процесса), они «полностью окаменели», «поглупели». Сознание наполнено тягостными ощущениями (витальной тоской, невыносимой тревогой, чувством сжатости, напряжения), преобладают мысли о полной и окончательной безысходности состояния, разнообразные опасения. Внутренний мир больных представляет собой замкнутое пространство тягостных переживаний утраты и изменения присущих обычному здоровому человеку качеств. При меланхолической депрессии восприятие больными того резкого отличия, которое отделяет их прежнее «Я» от настоящего, резко затруднено. Интенсивные проявления общих изменений самочувствия, фиксация на тягостном аффекте, депрессивная деперсонализация с «чувством бесчувствия» при утрате способностей к нормальным эмоциональным переживаниям, общению и деятельности создают условия для развития аффективного депрессивного бреда. У больных в таких случаях уже не обнаруживаются суточные колебания настроения, они переживают глубокие страдания, определяют свое состояние как невыносимую «пытку», «муку», «беспросветность». Сверхценные идеи малоценности временами перерастают в бредовые утверждения, а затем, при еще большем углублении депрессии, бредовые идеи становятся устойчивыми.

При классической меланхолии характерен такой внешний облик больных (Г. Дрейфус, 1907): застывшая поза с выражением полной безнадежности во всем облике — опущенные плечи, сгорбленная фигура, руки беспомощно опущены либо прижаты к туловищу. Пациенты часами и днями неподвижно сидят на одном и том же месте с опущенной головой, сдвинутыми вместе коленями, прижатыми к туловищу руками, они как будто стараются занять как можно меньше места. Цвет кожных покровов бледный, руки холодные, иногда синюшные. Кожа сухая, нередко шелушится, отделение пота задержано. Лицо у таких больных имеет также весьма характерный вид — цвет его бледно-серый, часто с синюшным оттенком в области носа. Тургор кожи заметно понижен, часто образуются морщины, из-за чего кожа становится более дряблой и свисает. Брови сдвинуты к переносице и принимают своеобразное косое положение — обычно внутренний их угол приподнят, а наружный конец опущен. В силу длительного сокращения лобных мышц на лбу формируется подобие буквы «омега». Нередко появляется складка Верагута, которая возникает у больных в связи с изгибом линии брови на границе своей внутренней трети, что приводит к подтягиванию вверх и несколько назад внутренней трети века. Лицо страдальческое, молящее о помощи. Необычен плач меланхоликов — слез нет, лицо остается сухим. Больные судорожно всхлипывают, мимика соответствует плачу, но поскольку слез нет, настоящего плача не получается. Дыхание больных поверхностное, движения грудной клетки незаметны, время от времени поверхностное дыхание прерывается глубокими вздохами, а иногда стонами. Больные в меланхолической стадии депрессии выглядят постаревшими, у них отмечаются повышенная ломкость ногтей, выпадение волос, значительное снижение массы тела. Характерна тенденция к запорам, у женщин нарушается менструальный цикл, часто появляется аменорея. Аппетит утрачен, больные едят через силу. Речь больных тихая, едва слышимая, односложная, голос глухой, монотонный. Обычно они ни о чем сами не спрашивают, только отвечают на вопросы, часто после продолжительных пауз. При расспросе такие больные отмечают, что испытывают гнетущую беспричинную тоску, говорят, что она отличается от той, что бывает при обычном горе, при горестных переживаниях, вызванных конкретными причинами. Приятные сообщения или события не изменяют настроения. Этот признак витальности характерен для меланхолической стадии депрессии. Тоска «давит на грудь», чаще локализуется в области сердца, тревога — за грудиной. Субъективные ощущения при «тоске» различны — сжатие, сдавливание, резкая щемящая боль, «грудь разрывает», «душа растерзана тоской». Нередко возникают ощущения холода в руках и ногах, шум и тяжесть в голове, вялость и слабость во всем теле. Безысходность, непоправимость — основные чувства, владеющие такими больными.

В некоторых случаях наряду с отчетливым идеаторным торможением, мучительным аффектом тоски в клинической картине временами, в виде кратковременных эпизодов, возникает беспричинная тревога. В такие минуты на лице больных появляется напряженное выражение, губы сжимаются, глазные щели и зрачки расширяются, больной молчит или же изредка выдавливает сквозь стиснутые зубы отдельные мучительные стоны. Иногда такое состояние может перейти в меланхолический взрыв, меланхолический раптус с бурным аффектом ужаса и отчаяния; больные громко кричат, стенают, рыдают, рвут на себе волосы, одежду, калечат себя, заламывают руки, кусаются, бьются головой о стену, катаются по полу и др. В некоторых случаях психическая заторможенность по сравнению с другими компонентами депрессии, включая моторную заторможенность, чрезмерно выражена. Распознавание депрессии при этом может быть затруднено, особенно в позднем возрасте, состояние производит впечатление псевдодементного — бросаются в глаза своеобразная растерянность, больные не могут дать информацию о болезненных переживаниях и изменении настроения, ошибки в простых арифметических действиях. У некоторых больных подобная симптоматика настолько очевидна, что возникает вопрос о возможности грубого органического поражения головного мозга. Однако тщательный анализ особенностей начальных этапов развития депрессии и динамика состояния убеждают в отсутствии признаков деменции, в то время как депрессивные проявления общего аффективного и интеллектуального торможения, вспышки тревоги, наличие соматовегетативных проявлений подтверждают наличие меланхолической депрессии.

Дальнейшее углубление и усложнение депрессии приводит к формированию бредовой психотической депрессии. Бредовые идеи в таких случаях находятся в полном соответствии с тем аффективным состоянием, которое составляет основу меланхолической картины. Поэтому у подобных больных бредовые идеи носят такой же мрачный, гнетущий характер, как и переживания — это идеи самоуничижения, самообвинения, гибели, разорения, греховности, ипохондрические идеи. Больные обвиняют себя в преступлениях, которых они никогда не совершали, считают себя виновниками несчастий других, грешниками, которые должны ожидать справедливого возмездия, заслуженной кары. Чаще всего в клинической картине присутствует бред самоуничижения и самообвинения. Больные считают себя ни к чему не пригодными, ни на что не способными, им кажется, что они поглупели, превратились в слабоумных идиотов, сделались ничтожными, гадкими, противными, вообще достойными всеобщего презрения людьми, от которых все стараются отвернуться с омерзением и негодованием. Подобные больные обвиняют себя в самых ужасных преступлениях, вменяют себе в вину гибель семьи, всех знакомых, а может быть, даже всего мира (бред громадности Котара). Когда-либо совершенный ничтожный проступок больные раздувают до степени тяжелого преступления, но чаще обвиняют себя в мнимых преступлениях. То они винят себя в том, что были нерадивы в занятиях к делали упущения в работе, то обвиняют себя в подлогах, в том, что послужили причиной гибели другого человека, то приносят повинную в воровстве, убийстве, других тяжелых преступлениях.

Витальная депрессия

(К. Шнайдер, 1959) в клинике аффективных расстройств непсихотического уровня обычно проявляется невыраженными признаками меланхолии с беспричинными пессимизмом, унынием, подавленностью. В статусе больных в утренние часы появляются тоска, тревога, чувство вины. В отличие от «большой» депрессии, эти расстройства не столь стойки и продолжительны. Например, чувство тоски может проявляться периодически на протяжении дня лишь в виде кратковременных эпизодов (от нескольких минут до получаса). Хотя в отдельных случаях в картине болезни формируются сверхценные образования, соответствующие депрессивному знаку аффекта; обычно заниженная самооценка с представлениями о собственной никчемности, непригодности к профессиональной деятельности или семейной жизни не достигает уровня овладевающих представлений и сосуществует с конкурирующими идеями, которые отражают реальное положение дел. Признаки идеамоторного торможения могут достигать достаточной выраженности с максимумом в утренние часы. Все же на протяжении дня сохраняется известная активность, большинство больных продолжают работать, хотя и с трудом, но выполняют свои обязанности.

Апатическая депрессия.

В клинической картине преобладают снижение побуждений и падение жизненного тонуса. Сохраняющаяся активность позволяет скрывать наступившие изменения (внешний образ жизни существенно не меняется), но все поступки как будто лишаются внутреннего смысла, совершаются «по привычке», в силу необходимости. Апатический аффект лишен выразительности, при этом отмечаются обеднение мимики, монотонность речи, замедленность движений, иногда достигающая уровня акинезии. Депрессия начинается с появления чувства отрешенности от прежних желаний, отмечаются безучастность ко всему окружающему и собственному положению, отсутствие заинтересованности в результатах своей деятельности. Изменившееся самоощущение резко отличается от того, которое было до болезни. При этом суицидальные мысли наблюдаются достаточно редко. При апатической депрессии, в отличие от тоскливой, витальные расстройства, сопряженные с явлениями отчуждения, лишены проявлений гиперестезии. Доминируют ощущения внутреннего дискомфорта, безысходности, что сочетается с вялостью. На первый план выдвигается мрачная угнетенность, связанная с осознанием произошедших изменений в аффективной жизни.

Анестетическая депрессия

(А. Шефер, 1880) определяется преобладающим отчуждением эмоций, распространяющимся на межличностные отношения (утрата эмоционального резонанса) и явления внешнего мира, анестезией соматических функций (изменением телесной перцепции, общего чувства тела, отчуждением соматочувственных влечений: чувства сна, голода, насыщения, жажды, утрата либидо, потенции). Депрессивное отчуждение может приобретать генерализованный характер с картиной болезненного бесчувствия («психическая долорозная анестезия»), мучительного осознания утраты эмоций. У больных нет ни настроения, ни скуки, ни желания, ни чувств к своим родным и даже детям, происходящее вокруг не находит отклика в душе и эмоциях, все кажется неестественным, чужим, измененным, отдаленным. Чаще наблюдаются легкие варианты депрессивной дереализации (см. гл. 13 «Патология сознания»). Отчуждение в этих случаях ограничивается явлениями «неистинности эмоций», «их неискренности» (П. Шильдер, 1914). Доминирует чувство изменения эмоциональной сопричастности к внешним проявлениям жизни. Соматопсихическая деперсонализация здесь исчерпывается меняющимся нестойким искажением телесной перцепции с проекцией на отдельный орган или функцию.

И.И. Лукомский (1964) приводит следующий случай, иллюстрирующий особенности формирования различных по степени тяжести депрессий, в том числе и с проявлениями «витальности»:

«Больная Л., 49 лет, врач-офтальмолог. Поступила в психоневрологическую больницу им. П.Б. Ганнушкина № 4 в июле 1955 года. Известно, что у отца наблюдались выраженные колебания настроения. Росла и развивалась правильно, была общительной, живой, активной, веселой, деятельной, но легко ранимой и впечатлительной. Хорошо училась, закончила среднюю школу, медицинский институт. До настоящего заболевания ничем не болела. Замужем с 23 лет, имеет сына, больного психическим заболеванием. Месячный цикл прекратился в возрасте 48 лет. В возрасте 17 лет без внешнего повода возникло подавленное настроение, сопровождавшееся упорной бессонницей. Эти явления продолжались в течение трех месяцев и исчезли самостоятельно, без лечения. Второй приступ, более тяжелый, развился в возрасте 24 лет, также без внешнего повода, сопровождаясь выраженной тоской и суицидальными мыслями, упорной бессонницей. И это состояние обошлось без лечения через четыре месяца. В последующие годы резко очерченных во времени колебаний настроения не отмечалось до 48-летнего возраста. Больная успешно работала, пользовалась любовью и уважением коллектива. С весны 1954 года началось постепенное ухудшение самочувствия, по времени совпавшее с тяжелой болезнью сына. Больная много плакала, утратила сон и аппетит. Стало трудно работать, нарастали тоска, тревога, внутреннее беспокойство с безотчетными опасениями. В связи с этим больная была стационирована.

В соматическом состоянии при поступлении отмечается склонность к ожирению. Границы сердца расширены влево, тоны приглушены. Запоры, пониженный аппетит. В данных лабораторных исследований отмечена на высоте депресии гипергликемия (сахар в крови натощак 133 мг%). В неврологическом состоянии симптомов органического поражения не выявлено.

Психическое состояние. Сознание ясное. Больная тревожна, ажитирована, стискивает зубы, заламывает руки, тихо стонет. Глаза широко открыты, лицо с застывшим страдальческим выражением. Речь тихая, с паузами. Жалуется, что у нее «внутри все сжато», «тоска отчаянная лежит камнем на сердце». Она чувствует, как «слабеет сердце, уходят силы и приближается конец». Жалуется на мучительную бессонницу: не спит «ни минуты». Это «невыносимо», больная чувствует, что «гибнет физически, так как клетки коры не могут вынести такого напряжения». Просит «активно» вмешаться в ее состояние, помочь ей «выбраться» из болезни, но тут же с выражением безнадежности заявляет, что врачи бессильны что-либо для нее сделать, не в их силах облегчить ее состояние и что положение ее безнадежно. Заявляет, что из-за нее семья ее разрушена и обречена на жалкое существование, что мужа уволили с работы, ему грозит какая-то беда. Обвиняет себя в том, что своей болезнью причиняет страдания близким, что только она повинна в заболевании сына, что является источником всех крупных и мелких неприятностей для семьи. Отмечает, что ничем не может заняться, что мысли поглощены только болезнью, что она потеряла надежду на выздоровление. В своем будущем не видит просвета. Жизнь кажется страшным кошмаром, сплошными страданиями. Часто высказывает суицидальные мысли. В отделении много лежит в постели или ходит со стенаниями по коридору. Движения замедлены, передвигается мелкими шагами. Не вступает в общение с другими больными. При обращении к ней просит умоляющим тоном о принятии мер, так как такую муку еще не выдерживал ни один человек. Она погибнет, и ее надо, пока не поздно, спасти.

В состоянии больной отмечались колебания, заметные даже в пределах одного дня. По утрам обычно тоска более выражена. Иногда с трудом решается подняться с постели — страшит наступающий день. Иногда с тревогой следит за выполнением лечебных процедур, высказывает опасение, что при произведенной инъекции допущена ошибка в расчете дозы препарата, что умрет, не повидав своей семьи. В середине дня становится несколько спокойнее. В течение длительного времени сохранялась депрессия, на фоне которой продолжали отмечаться дневные колебания в состоянии. Применение аминазина (в суточной дозировке до 300 мг) не дало терапевтического эффекта. Оставалась тоскливой, тревожной, не находила себе места, часто плакала. Была назначена инсулинотерапия; в начале курса лечения с трудом удерживалась в постели, порывалась встать, тяжело вздыхала, стонала. С повышением доз инсулина до достижения глубоких гипогликемических состояний и первых шоков стала заметно спокойнее, улыбалась, отмечала, что тоска проходит. Речь и движения стали быстрыми, мимика живой. Строила планы на будущее, собиралась вернуться к работе. В конце курса лечения настроение стало приподнятым, с оттенком эйфории, бурно высказывала радость по поводу того, что прошла тоска. При посещениях родными и знакомыми была оживлена, расспрашивала о домашних делах, давала советы. Много и охотно читала. Исчезли запоры, гипергликемия. 23 октября 1955 года была выписана на работу.

По катамнестическим данным, последующие восемь лет оставалась в хорошем состоянии, вернулась к прежней работе, с которой успешно справлялась. С начала сентября 1963 года состояние постепенно стало ухудшаться. Вновь появилась тоска, но с более выраженными проявлениями тревоги по сравнению с предыдущим приступом заболевания. Снова появилась гипергликемия (сахар в крови натощак 150 мг/%). Больная продолжает находиться на амбулаторном лечении под наблюдением психоневрологического диспансера».

Маскированные депрессии

(Р. Kielholz, 1973) обозначаются также как «скрытые», «ларвированные», или как «тимопатические (депрессивные) эквиваленты» (J.J. Lopez Ibor, 1973), или «алекситимические депрессии». Как вытекает из последнего определения, в ряде случаев пациенты могут не осознавать депрессивного расстройства. Иногда они убеждены в наличии у себя какого-либо редкого и трудно диагностируемого заболевания и настаивают (предполагая некомпетентность врача) на многочисленных обследованиях в медицинских учреждениях непсихиатрического профиля. Вместе с тем при активном расспросе пациента удается выявить подверженный суточным колебаниям патологический аффект в виде преобладающих по утрам необычной грусти, уныния, безразличия и отгороженности от окружающего с чрезмерной фиксацией на своих телесных ощущениях. По признаку доминирующих феноменов, которые чаще бывают изолированными, выделяют и варианты маскированных депрессий.

Клинические варианты маскированных депрессий

«Маски» в форме психопатологических расстройств:

тревожно-фобические (генерализированное тревожное расстройство, панические атаки, агорафобия);

обсессивно-компульсивные (навязчивости);

ипохондрические;

неврастенические.

«Маски» в форме нарушения биологического ритма:

бессонница;

гиперсомния.

«Маски» в форме вегетативных, соматизированных и эндокринных расстройств:

синдром вегетососудистой дистонии, головокружение;

функциональные нарушения внутренних органов;

нейродермит, кожный зуд;

анорексия, булимия;

импотенция, нарушения менструального цикла.

«Маски» в форме алгий:

цефалгии;

кардиалгии;

абдоминалгии;

фибромиалгии;

невралгии (тройничного, лицевого нервов, межреберная невралгия, пояснично-крестцовый радикулит);

спондилоалгии;

псевдоревматические артралгии.

«Маски» в форме патохарактерологических расстройств:

расстройства влечений (дипсомания, наркомания, токсикомания);

антисоциальное поведение (импульсивность, конфликтность, вспышки агрессии).